>>>Лес

Так значит, Рене тоже не успел спасти свою мать... Почувствовав внутреннее родство с товарищем по несчастью, Франц мягко сжал руку своего спутника. Хотелось сказать что-нибудь ободряющее, но что тут скажешь?
Однако в этот миг ему невольно пришлось отвлечься от воспоминаний, потому что перед ними возникли врата замка.
- Добро пожаловать, Рене, - сказал Франц, с усилием налегая на створки.
Для графа или Герберта никакого труда не составляло открыть или закрыть ворота, но попробуй это сделать, если обладаешь силой лишь одного человека, даром что вампир! Как бы Рене не догадался, чем Франц питается, и не начал его презирать за его рацион... А ведь совсем недавно Франц говорил о том, что рад был бы обратить свою мать, пока та была жива! Увы, между ним и кровью человека словно какая-то сила возвела непреодолимый барьер, и каждый раз, когда Франц пытался попробовать пищу, достойную настоящего вампира, его охватывала нерешительность, близкая к панике. Так некоторые люди боятся высоты или замкнутых пространств, хотя понимают, что бояться нечего.

Ну да, следовало ожидать, что рано или поздно Рене что-то заподозрит. Теперь нужно было как-то выпутаться, при этом ни разу не солгав - ложь была Францу противна.
- Спасибо за заботу, - улыбнулся он. - Я как раз собирался отправиться на охоту завтра. Но от предложения поохотиться вместе, увы, вынужден отказаться - я предпочитаю ужинать в уединении. Надеюсь, ты не обидишься? А в бальном зале я не усну, за это можешь не беспокоиться.
Формально это была правда, от первого до последнего слова. Поскольку звериная кровь далеко не так питательна, как человеческая, то охотиться Францу приходилось каждую ночь, и завтрашняя вовсе не должна была стать исключением. И, разумеется, бывшему пажу вовсе не хотелось, чтобы кто-нибудь из вампиров увидел, как он ужинает зайцем или куропаткой! Опасность впасть от голода в спячку прямо на балу Францу тоже не грозила - особенно голодным он себя никогда не чувствовал, скорее, его состояние было бы сравнить с тем явлением, что люди когда-нибудь назовут гиповитаминозом.

Франц улыбнулся, услышав предложение Рене стать для него опорой. Это можно было понять как в буквальном смысле, так и в переносном. И в благодарность Франц мягко сжал Рене ладонь.
Рене же, пока они пересекали замковый двор, продолжал задавать вопросы, и Франц, разумеется, считал своим долгом ознакомить гостя со всем, что тот захочет узнать.
- Что касается виконта фон Кролока, - начал юноша, - то он появился на свет задолго до того, как граф стал вампиром. Так что никакой загадки здесь нет. Что же касается нашей сути... Я считаю, что проявления жизни на земле бесконечно разнообразны, и ни один учёный не может написать учебник о том, кого считать живым, а кого - мёртвым. Да, мы не размножаемся - но ведь и среди людей много таких, что не могут иметь детей, но при этом они живут. У нас не бьётся сердце - а у цветов и деревьев сердца нет вообще, но при этом они считаются живыми организмами. Мы двигаемся, говорим, мыслим, чувствуем, мы способны испытывать боль от ранений или ожогов, наконец, нам необходимо питаться! Разве может мёртвый нуждаться в пище?
Обычно Франц предпочитал не распространяться о своих взглядах на жизнь и смерть, но порой открыть свои мысли случайному встречному бывает проще, чем тому, кого видишь каждую ночь. А возможно, их сблизили ещё и похожие воспоминания - у каждого была когда-то мать, и ни один из них не успел спасти свою мать от смерти?

- Нет, - честно признался Франц, - я никогда раньше не слышал о призраке королевы Марии-Антуанетты. Ложь это или правда?... Наверное, всё-таки ложь. Насколько я знаю, королева Мария-Антуанетта умела ценить красоту - а значит, она вряд ли стала бы даже в виде призрака появляться на людях с собственной отрубленной головой в руках, ведь это просто отвратительно! Или... или она поступила так, чтобы предупредить людей о чём-то? Возможно, заставить задуматься о том, что убийство недопустимо, потому что непоправимо?
Он замолчал на несколько мгновений.
- А насчёт развития... - нерешительно заговорил он. - Понимаешь, Рене, я почти всё время со дня обращения жил в этом замке, поэтому опыта у меня маловато. И для того, чтобы определить, развиваюсь я или нет, пришлось бы сравнить меня настоящего с тем мной, каким я был бы, если бы остался человеком - а этого сделать невозможно. Что касается детей-вампиров... я их никогда не встречал. Какие они?
Если бы сердце у Франца билось по-прежнему, наверное, сейчас оно стучало бы как сумасшедшее. Потому что Рене, появившись в его замкнутом мирке, принёс с собой столько знаний о большом широком мире, что голова готова была пойти кругом - хотя обычно головокружениями вампиры не страдают.

Да, конечно, Франц Тибо знал о детях, которые способны оторвать лапки жуку или крылья бабочке, не задумываясь о том, что причиняют боль живому существу. Но все ли дети таковы? И был ли таким же он сам когда-то?
Франц постарался вспомнить себя в раннем детстве, года в три, и ему это удалось. Нет, уже тогда он прекрасно осознавал, что жуки, бабочки, да и другие насекомые, не говоря о птицах и зверях, способны чувствовать боль. И ему бы в голову не пришло калечить жука или гусеницу. Бывало, что он ловил жука и сажал его в банку, чтобы за ним понаблюдать - но потом обязательно отпускал на свободу. Изменилось ли бы его отношение к живым существам, если в те ранние детские годы его сделали вампиром? Этого он уже никогда не узнает.
Поэтому вслух Франц заговорил о другом:
- Господин граф обратил меня в юности, мне было шестнадцать лет. Как тебе кажется, я бунтую против всего и всех без всякого смысла?
Он пристально вглядывался в лицо Рене, ожидая ответа. Правдивого ответа, каким бы тот ни оказался. Бывает, что со стороны виднее, что представляет собой человек или вампир.

Делал ли он нечто такое, что не делает большинство вампиров и что им бы не понравилось? Ну разумеется, он же пьёт звериную кровь. Однако для Франца это был вовсе не протест, а всего лишь способ утолить голод. А что ему оставалось, если при любой попытке укусить человека у него перехватывало горло, а в коленях появлялась такая жуткая слабость, что впору было так и свалиться рядом с несостоявшейся жертвой? И это при том, что рот слюной исходил от восхитительного аромата, а желудок отчаянно требовал пищи. Словно кто-то надел на него невидимый, но непроницаемый намордник, как на кусачую собаку!
Каждый раз едва ли не до слёз становилось обидно от мысли, что из-за этой загадочной слабости он неспособен даже попробовать той пищи, которая, судя по запаху, обладала таким чудесным вкусом и которую так любили все вампиры. И графу, который, возможно, мог бы что-нибудь посоветовать, признаться было стыдно: ведь тогда признаваться пришлось бы и в том, на какой диете он живёт...
Но Рене продолжал свою историю, и стоило Францу услышать, с какой горечью тот рассказывает о двух обращённых им случайно юношах-вампирах, так и застрявших в своей безрассудной юности - захотелось тут же положить руку ему на плечо. Или даже обнять. Но Франц был гораздо ниже ростом, чем Рене, а обниматься с вампиром, с которым познакомился так недавно, было как-то неловко. Поэтому Франц просто взял руку Рене в свои ладони, мягко сжал, чтобы хоть как-то утешить.
- Знаешь, - горячо заговорил он, - я хотел бы отправиться в путешествие, увидеть мир, узнать как можно больше нового, чтобы стало ясно, могу я развиваться или нет. Но для этого мне пришлось бы покинуть замок и моего обратителя, которого я люблю, как отца. Не знаю, смог бы я решиться... прости, Рене.

>>>Коридоры